Антонина Васильевна ЛОБКАРЕВА
Музей Ивана Александровича Гончарова, Ульяновск
Ключевые слова: Гончаров, Обломов, Штольц, прототипы, музей Гончарова
Plan de l'articleИван Гончаров – один из самых ярких представителей золотого для русской литературы XIX века. Его романы Обыкновенная история, Обломов, Обрыв внесли значительный вклад в становление жанра русского романа. Обломов стал классическим произведением мирового значения. Признано, что роман и его главный герой Илья Обломов наиболее полно выражают выдающуюся способность автора передавать феномен национального характера. Эта грань таланта Гончарова проявилась в его первом романе Обыкновенная история (1847). В 1852-1854 годах в ходе путешествия на фрегате «Паллада» писатель посетил Англию, юг Африки, Сингапур, Гонконг, Шанхай и Нагасаки. Рассказывая о своих впечатлениях в книге Фрегат «Паллада», Гончаров еще раз продемонстрировал умение точно схватывать существо национального характера в самых незначительных бытовых проявлениях. Значительно позже в очерке «Лучше поздно, чем никогда» писатель так сформулировал свой интерес к национальным особенностям: «знание – одно для всех и у всех», но «чувства и убеждения национальны»[1].
Роман Обломов был написан в Мариенбаде летом 1857 года, вскоре после возвращения Гончарова из путешествия. Его первое публичное чтение состоялось в августе этого года в Париже в отеле «Бразилия». На чтении присутствовали Иван Тургенев, Афанасий Фет, Василий Боткин. Опубликованный в 1859 году Обломов был восторженно встречен читателями и русской критикой. В откликах известных литераторов того времени (И. Тургенева, В. Боткина, Л. Толстого) повторялся один и тот же эпитет: Обломов – «вещь капитальная». «Обломов» и «обломовщина» – эти слова быстро стали нарицательными. Слово «обломовщина» Василий Даль включил в свой знаменитый словарь с пометой «усвоено из повести Гончарова» и растолковал, как надо его понимать: «Русская вялость, лень, косность, равнодушие к общественным вопросам...»[2].
Сам Гончаров говорил, что первое представление об «обломовщине» зародилось у него в детстве, когда он наблюдал жизнь симбирских помещиков. С годами это представление расширялось и углублялось и было реализовано в романе Обломов. Образ Обломова сразу стал знаковой фигурой и привлек к себе внимание критиков, исследователей и биографов писателя. Этот герой создан мощной правдивой живописной кистью. Он вобрал в себя широкую палитру наблюдений и впечатлений, полученных автором к 45 годам – возрасту, когда он создал свой великий роман.
Размышления Гончарова о достоинствах и противоречиях русского характера в романе Обломов оттенены параллелью Ильи Обломова с русским немцем Андреем Штольцем. Андрей Штольц, близкий друг и антипод главного героя романа, тоже стал в какой-то степени символическим образом. Этого героя отличает привычка к упорному труду, предприимчивость, энергия и движение. Штольц стал синонимом практицизма и деловитости. Но всё-таки Андрей Штольц как бы оставался в тени яркого и привлекательного образа Ильи Обломова. Современники Гончарова обличали холодный практицизм Штольца, они абсолютизировали социальный аспект образа и игнорировали все другие его аспекты. Сразу же после публикации романа критики дружно отметили схематизм образа Штольца. В статье «Лучше поздно, чем никогда» Гончаров признавал: «Меня упрекали за это лицо – и с одной стороны справедливо. Он слаб, бледен ... Это я сам сознаю»[3]. И это признание писателя на многие годы стало основополагающим в трактовке образа Штольца. Но в последнее время появился ряд работ, в которых оспаривается сложившаяся традиция восприятия этого героя. Так в своей известной книге, посвященной творчеству Гончарова, Вс. Сечкарёв пересматривает взгляд на Штольца как личность во всем контрастную Обломову. «Так много важных деталей в характере Штольца было не замечено, предано забвению из-за догматической точки зрения на него»[4], – пишет ученый и демонстрирует, насколько более сложен и в то же время более натурален характер Штольца по сравнению с тем, как его привычно видят.
Из истории создания образа Штольца
Творческая история романа показывает, что процесс создания этого образа, определения имени, отчества и фамилии Штольца был не простым и важным для писателя. На первых этапах работы в роли Штольца предполагался другой герой – Андрей Павлович Почаев. Штольц же, приятель обоих, Почаева и Обломова, выступавший вначале как эпизодический персонаж, «остался», как сказано в рукописи, «в Германии. Он купил себе там землю и заводит ферму». В Россию он намерен был приезжать лишь «по делам»[5]. Интересно отметить, что Штольц в черновом автографе обладает двумя именами – Карл и Андрей. Во всех прижизненных изданиях в эпизоде первого появления Штольца в романе он назван не Андреем Ивановичем, а Андреем Карловичем. По мере того, как определялась роль этого героя в романе, происходила последовательная трансформация его имени и отчества. Отвечая на упреки критики и вопрос «Отчего немца, а не русского поставил я в противоположность Обломову?», Гончаров заметил:
Я вижу, однако, что неспроста подвернулся мне немец под руку – ... тут ошибки, собственно, не было, если принять во внимание ту роль, какую играли и играют до сих пор в русской жизни и немецкий элемент и немцы. Еще доселе они у нас учителя, профессоры, механики, инженеры, техники по всем частям.[6]
Нельзя не согласиться с В. И. Мельником, который отметил:
Гончаров [...] отразил, вслед за другими русскими писателями, реальную ситуацию в России, где «западный элемент» чаще всего был представлен именно немцами, составившими особую этнокультурную группу под названием «русских немцев».[7]
«Русское» и «немецкое» влияния в образе Штольца
В своей статье «Лучше поздно, чем никогда», размышляя о героях своих романов, Гончаров акцентирует внимание на наиболее важных для него особенностях того или иного героя. Говоря о Штольце, писатель подчеркнул его полунемецкое происхождение. Рассуждая о судьбе и роли немцев в России, он отмечал:
Обрусевшие немцы сливаются, хотя туго и медленно, с русской жизнью – и, нет сомнения, сольются когда-нибудь совсем. Отрицать полезность этого притока постороннего элемента к русской жизни – и несправедливо и нельзя. Они вносят во все роды и виды деятельности прежде всего свое терпение, настойчивость своей расы, а затем и много других качеств, и где бы ни было – в армии, во флоте, в администрации, в науке, словом, всюду – они служат с Россией и России и большею частию становятся ее детьми [...][8]
Можно сказать, что Гончарову как художнику было интересно и важно воссоздать в образе Штольца мир человека, рожденного двумя нациями и двумя культурами. Гончаров набросал в романе краткий, но выразительный очерк судьбы немцев, оказавшихся в России. Вот авторская характеристика Ивана Богдановича Штольца, отца Андрея, выходца из Саксонии:
У своего отца фермера он взял практические уроки в агрономии, на саксонских фабриках изучал технологию, а в ближайшем университете [...] получил призвание к преподаванию [...] [Отец] дал ему сто талеров и отпустил на все четыре стороны. С тех пор Иван Богданович не видал ни родины, ни отца. Шесть лет пространствовал он по Швейцарии, Австрии, двадцать лет живет в России и благословляет свою судьбу.[9]
Воссоздав в главе «Сон Обломова» яркую картину детских лет Ильи Ильича, в следующей главе Гончаров рассказал о воспитании Андрея Штольца. Сын немецкого бюргера и обедневшей русской дворянки, Андрей с раннего детства испытывал двойное влияние со стороны отца и матери. Отец был важной фигурой в воспитании Штольца. Именно по воле отца воспитание Андрея сочетало свободу поведения и проявления чувств с подчинением строгим требованиям в сфере труда и других обязанностей. Выросший Штольц – во многом осуществленный замысел отца. Он – воплощенная энергия, предприимчивость и движение.
Матери Штольца в сыне «мерещился идеал барина [...]»[10]. Рациональному прагматизму отца она противопоставила тонкие потребности духа: музыку, стихи [...] За ней вставала «русская почва». Влияние матери продолжилось в опыте русского университета, которому было суждено «произвести переворот в жизни [...] сына и далеко отвести от той колеи, которую мысленно проложил отец»[11]. «Не вышло из Андрея ни доброго бурша, ни даже филистера»[12], – пишет Гончаров. Но именно русские влияния обратили «узенькую немецкую колею в такую широкую дорогу, какая не снилась ни деду его [Андрея], ни отцу, ни ему самому»[13].
«Симбирские корни» Андрея Штольца
Деловой, предприимчивый Штольц традиционно считался продуктом петербургских наблюдений и впечатлений писателя. Но в настоящее время есть все основания высказать предположение, что первые представления о таком герое, как Штольц, у Гончарова появились в Симбирске[14].
Город был основан в середине XVII века. Немецкая община в Симбирске ведет свое начало с XVIII века. Первые достоверные сведения об этом относятся к 1777 году. В 1821 году в городе был учрежден самостоятельный лютеранский церковный совет с подчинением его Саратовской евангелической духовной консистории[15]. В своей « Автобиографии » Гончаров свидетельствует, что хорошим знанием европейских языков он обязан немке, жене священника Троицкого, преподававшей в пансионе, где будущий писатель получил первоначальное образование. Пансион находился в имении князей Хованских неподалеку от Симбирска.
В 1842 году семья Гончаровых породнилась с семьей симбирских немцев: старший брат писателя Николай Александрович Гончаров женился на Елизавете Карловне Рудольф[16]. В Центральном государственном историческом архиве хранится дело о дворянстве Рудольфов. Найденные документы позволяют говорить о том, что в основу гончаровского текста о Штольцах легли и штрихи судьбы семьи Карла-Фридриха Рудольфа, отца Елизаветы Гончаровой.
К.-Ф. Рудольф (?-1842) был подданным Саксонского Королевства (как и Иван Богданович Штольц), сыном медицинского чиновника. Он обучался в Бауценской гимназии, а затем в Дрезденской медико-хирургической коллегии (1803-1805 годы). По окончании учебы Рудольф получил звание лекаря. Вскоре же приехал в Россию. В 1809-1815 годах он числится в документах лекарем, коллежским асессором. К.-Ф. Рудольф был участником Отечественной войны 1812 года. В 1812 году он вступил в Рязанское ополчение. В 1814 году за особенные труды в пользовании раненых был пожалован в титулярные советники. Боевой путь Карла-Фридриха Рудольфа в войне 1812 года: Галиция, Силезия, Богемия, Саксония, блокада Дрездена, Пруссия, Дания, Польша.
В 1817 году Рудольф был определен лекарем в Симбирскую Александровскую больницу. Аттестовался всегда способным и достойным. В 1825 году он получил звание штаб-лекаря. В 1831 году за борьбу с холерой К.-Ф. Рудольф был награжден орденом Святой Анны четвертой степени, что давало ему право на потомственное дворянство. Рудольфы вписаны в первую часть Дворянской книги Симбирской губернии, куда записывались роды, получившие дворянство за службу.
В Симбирске у Рудольфов был дом на Покровской улице. Кроме службы в больнице, Карл Рудольф имел обширную частную практику, что позволяло ему иметь достаточные средства для содержания большой семьи. У Рудольфа и его жены Елизаветы Ивановны (урожд. Шитц) было семеро детей: два сына и пять дочерей.
Сыновья К.-Ф. Рудольфа сделали успешную карьеру. Павел (1824 - после 1912) – инженер-поручик, владелец кирпичного завода, симбирский помещик. Петр стал военным, дослужился до высоких чинов. Дочери были удачно выданы замуж. Старшая, Мария (1818-?), была замужем за Генрихом Фридрихом Унтербергером (1810-1884), профессором, а с 1858 года – директором Ветеринарного института в Дерпте. Елизавета (1823-1883) вышла замуж за старшего брата писателя И.А. Гончарова Николая Александровича, преподавателя Симбирской мужской классической гимназии. Аделаида (1825-?) была женой симбирского помещика Михаила Михайловича Дмитриева, родственника известного поэта И.И. Дмитриева. Эмилия (1828-?) стала женой князя Д.А. Ульянова, помещика Симбирской и Нижегородской губерний. Младшая дочь Екатерина была замужем за полковником Малаховым.
Некоторое представление об имущественном положении семьи Рудольф могут дать воспоминания симбирянина Михаила Александровича Дмитриева, свекра Аделаиды Рудольф[17]. Он пишет, что в 1837 году в усадьбе Рудольфов случился пожар. Сам дом был спасен от пожара, но сгорел каретный сарай, где было несколько экипажей общей стоимостью в 15 тысяч рублей. Из дома было вынесено много ценного имущества, в том числе бриллианты на большую сумму. Все вещи хранились у соседей до возвращения Рудольфа из деревни.
В Государственном архиве Ульяновской области хранится духовное завещание Е.И. Рудольф. После смерти К.-Ф. Рудольфа его вдове и детям в наследство достались два имения в Симбирской губернии в 1005 десятин земли, дом в центре Симбирска, кирпичный и винокуренный заводы и значительный денежный капитал. Так, говоря об истории семьи Рудольф, можно повторить слова Гончарова, сказанные о Штольце – русская почва обратила «узенькую немецкую колею в широкую дорогу».
Когда брат писателя женился на Елизавете Рудольф, И.А. Гончарова не было в Симбирске. В это время он жил в Петербурге. Но у него была возможность довольно близко познакомиться с семьей Рудольф. В своих «Воспоминаниях» княгиня Вера Михайловна Чегодаева, урожденная Дмитриева, внучка Карла Рудольфа, пишет:
По смерти моего дедушки [в 1842 году] бабушка Елизавета Ивановна Рудольф [...] с [...] дочерьми Аделаидой и Эмилией переселилась в Петербург [...] В Петербурге Иван Александрович в семье Рудольф был всегда желанным гостем и относился к девицам Рудольф весьма внимательно.[18]
Чегодаева передает семейное предание о том, что сестры Рудольф стали прототипами гончаровских героинь в романе «Обрыв»: Аделаида – прототип Веры, а Эмилия – Марфеньки. Воспоминания В. М. Чегодаевой – еще одно свидетельство того, что Гончаров хорошо знал семью Рудольф, ее историю и что история именно этой семьи могла стать основным фоном в работе писателя над образом Штольца.
Небезынтересно, что В.М. Чегодаева была крестницей брата писателя Николая Александровича Гончарова. Она всегда с неизменной теплотой вспоминала о крестном отце. В 1916 году она учредила две стипендии в Симбирской мужской классической гимназии, где всю жизнь служил Николай Гончаров. В письме к директору гимназии Чегодаева писала:
Стипендии я учреждаю в память моего дяди и крестного отца Н.А. Гончарова и моей родной тетки Е.К. Гончаровой, урожд. Рудольф [...] Мне желательно, чтобы стипендии были учреждены к началу учебного года, т. е. к сентябрю 1916 г. По случаю войны жизнь так вздорожала, что надо торопиться пособить тем, кому тяжело платить за право учения своих детей.[19]
В октябре 1916 года, приветствуя первых стипендиатов, княгиня отмечала:
Еще я желала бы учредить стипендию или две в Вашей гимназии имени моего покойного деда Карла Федоровича Рудольфа. Это в свое время был известный в Симбирске гуманист [...] и очень любим населением. Но, предполагая, что теперь не своевременно учреждать стипендии «немца», решилась повременить. Этого немца-лютеранина, сделавшего поход 12-го года с нашими войсками и получившего за то медаль, – по смертиц – провожало до могилы все православное духовенство.[20]
В наши дни потомки Карла Рудольфа живут в России и во Франции. Представители творческой интеллигенции, врачи, инженеры, учителя – все они нашли свою дорогу в современной действительности.
Notes[1] Гончаров Ивaн Aлeкcaндрoвич, «Лучше поздно, чем никогда», И.А. Гончаров – критик, М., Coвeтcкaя Рoccия, 1981, с. 164.
[2] Роман И. А. Гончарова «Обломов» в русской критике, Л., Coвeтcкaя Рoccия, 1991, с. 3.
[3] Гончаров И.А., «Лучше поздно, чем никогда», op. cit., М., 1981, с. 162.
[4] Setchkarev Vsevolod Ivanovič, Goncharov. His Life and His Woks, Würzburg, 1974, p. 151.
[5] Гейро Л.С., «История создания и публикации романа Обломов», in И.А. Гончаров, «Обломов», Литературные памятники, Л., Нaукa, 1987, с. 601.
[6] Гончаров И. А., «Лучше поздно, чем никогда», с. 162-163.
[7] Мельник Влaдимир, «“Русские немцы” в жизни и творчестве И.А. Гончарова», Материалы международной конференции, посвящённой 180-летию со дня рождения И.А. Гончарова, Ульяновск, Cимбирcкaя книгa, 1994, с. 103.
[8] Гончаров И.А., «Лучше поздно, чем никогда», op. cit., М., 1981, с. 163.
[9] Гончаров И.А., «Обломов», in Полное собрание сочинений и писем в 20 т., СПб, т. 4, 1998, с. 157-158.
[10] Ibid., с. 155.
[11] Ibid., с. 158.
[12] Ibid., с. 157.
[13] Ibid., с. 158.
[14] Впервые поставила вопрос о симбирских прототипах Штольца Ю.М. Алексеева в статье «Был ли Андрей Карлом?», Народная газета, 17 июня 1997 г, c. 5.
[15] Мартынов Пaвeл Любимoвич, Город Симбирск за 250 лет его существования, Симбирск, Тип. A. T. Toкaрeвa, 1898.
[16] Летописец семьи Гончаровых, Ульяновск, музeй И. A. Гoнчaрoвa, 1996, с. 287.
[17] Дмитриев Mиxaил Aлeкcaндрoвич, Главы из воспоминаний моей жизни, М., Нoвoe литeрaтурнoe oбoзрeниe, 1998, с. 589.
[18] Чегодаева Вeрa Mиxaйлoвнa, «Воспоминания об И.А. Гончарове», И.А. Гончаров в воспоминаниях современников, Л., Xудoжecтвeннaя литeрaтурa, 1969, с. 103.
[19] «Дело об учреждении при гимназии двух стипендий имени Гончаровых княгиней В.М. Чегодаевой и об учреждении той же княгиней трех стипендий имени В.М. Чегодаевой, А.К. Рудольф и К.Ф. Рудольфа, 1916-1917 гг.», ГАУО, ф. 101, оп. 1, д. 2504, лл. 37-37 об.
[20] Гончаров И.А., «Обломов», op. cit., л. 40.
Pour citer cet articleСсылка на статью : Антонина Васильевна Лобкарева, «Был ли Андрей Карлом? (к вопросу о симбирских прототипах Андрея Штольца)», конференция «La Russie et l’Europe: autres et semblables», Université Paris Sorbonne – Paris IV, 10-12 mai 2007 [en ligne], Lyon, ENS LSH, mis en ligne le 26 novembre 2008. URL : http://institut-est-ouest.ens-lsh.fr/spip.php?article124